Ну, вы знаете это лучше меня. Немного мышьяку в чай. Принесика ты нам чайку! Она показала на пробирки. Вы же не станете. Мортимер бережно взял ее за плечи. Дитя мое, мягко сказал он. Вы не верите в прошлое. Я сам чувствую, как давит атмосфера этого дома.
Если бы ваш отец не приехал сюда, возможно, я говорю, возможно, все это никогда бы и не пришло ему в голову. Я сохраню эти пробирки. Кроме этого, я не предприму ничего. Вид у вас довольнотаки озадаченный, сказал он. Я не понимаю, как подобная записка может внушить комунибудь ужас. Мне она представляется нелепой. И всетаки факт остается фактом, что вполне еще крепкий пожилой человек, прочитав ее, упал, как от пистолетного выстрела. Вы возбуждаете мое любопытство, сказал я. Но почему вы утверждаете, что мне необходимо ознакомиться с этим делом? Потому что это мое первое дело.
Я часто пытался выяснить у своего приятеля, что толкнуло его в область расследования уголовных дел, но до сих пор он ни разу не пускался со мной в откровенности. Сейчас он сел в кресло и разложил бумаги на коленях. Потом закурил трубку, некоторое время попыхивал ею и переворачивал страницы. Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже. Потомуто я и не сходился в колледже с моими сверстниками. Не такой уж я любитель спорта, если не считать бокса и фехтования, словом, занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники, так что точек соприкосновения у нас было маловато.
Тревор был единственным моим другом, да и подружилисьто мы случайно, по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь. Начало дружбы прозаическое, но эффективное. Когда же я узнал, что у него, как и у меня, нет друзей, мы сошлись с ним еще короче.
В тех местах можно было отлично поохотиться на уток, половить рыбу. Как я понял, ее купили у бывшего владельца вместе с домом. Кроме моего друга, детей у него не было.
Старик, мировой судья, заинтересовал меня. Человек он был малообразованный, но с недюжинным умом и очень сильный физически. Едва ли он читал книги, зато много путешествовал, много видел и все запоминал. С виду это был коренастый, плотный человек с копной седых волос, с загорелым, обветренным лицом и голубыми глазами. Взгляд этих глаз казался колючим, почти свирепым, и всетаки в округе он пользовался репутацией человека доброго и щедрого, был хорошо известен как снисходительный судья. Както вскоре после моего приезда, мы сидели после обеда за стаканом портвейна. Старик, повидимому, считал, что его сын преувеличивает мое искусство. Боюсь, что о вас я немногое могу рассказать, заметил я. Я лишь могу предположить, что весь последний год вы когото опасались. Смех замер на устах старика, и он уставился на меня в полном недоумении.
